Александр Карповецкий
Рыбацкие рассказы
Вот это рыбак!
К нам во двор заходил приятель отца, дядя Алексей. Его я считаю настоящим рыбаком. Рыбу он ловит лучше,
чем отец. На селе дядю Лёшу всякий нахваливает: "Вот это рыбак!" Есть ещё один настоящий - но однорукий, шахтёр Силенков. Правда,
шахтёр он бывший: потерял руку на шахте и возвратился обратно в село - рыбачить да пить. Пока пьёт, не рыбачит, а когда
заканчиваются деньги, всё время ловит рыбу. Тогда его можно видеть на нашем Большом пруду при любой погоде. Или же на Малом, или
на реке Тетерев, ближе к соседнему селу Волосовка. Там река протекает через лес, имеет большую глубину и чёрные ямы, в которых
водятся крупные голавли. Этому главному, теперь уже сельскому, рыбаку каждый раз удаётся-таки поймать несколько штук этой хитрой
и недоступной многим рыбы. Потом он ходит по деревне - я сам видел - и предлагает каждому, кого встретит, свой улов. Всего за
пол-литра самогона, сколько бы рыбы ни поймал. Хозяйки нарасхват берут у Силенкова рыбу, наливают взамен вонючий, из свёклы,
самогон. Спаивают хорошего мужика, говорит мама, а он этого не понимает. И как этот самогон пьют мужики, не знаю. Однажды я только
понюхал его в стакане, так меня чуть не вырвало от одного запаха. Когда вырасту, ни за что не стану пить самогон, и даже вино.
Ничего, кроме молока и лимонада.
Однако мне пора бежать домой: дядя Алексей и отец, поди, уже завтракают и приняли, как говорит отцов приятель, "по десять капель -
для сугреву внутренностей". Этот приятель прошлой зимой обещал, что, когда мне исполнится пять лет, возьмёт меня на зимнюю рыбалку.
Две недели назад мне уже стукнуло пять. Если дядя Лёша тогда не соврал, сегодня я впервые попаду на зимнюю рыбалку. Летняя же
рыбалка не такая интересная, как зимняя. Забросить в пруд длинное удилище я пока ещё не могу, и оторвать его от воды мне тоже не по
силам - остаётся только быть рядом с отцом да собирать пойманную рыбу в ведро. Другое дело на зимней рыбалке! Удилища здесь
маленькие, словно сделаны для детей. Одну удочку называют мормышкой, а вторую, чуток подлиннее, - блесной. У отца две мормышки и
блесна. Попрошу себе мормышку, хотя на неё надо будет надевать червяка. Он такой маленький, красненький, и я боюсь, что с ним не
справлюсь - не надену на крючок. Что ж, попрошу отца. Одного не понимаю: как же тогда однорукий Силенков надевает одной рукой на
маленький крючочек такого тонюсенького червячка? Он ведь не просит посторонних, всегда рыбачит один. Мне бы очень хотелось
посмотреть, как он это делает! Если сегодня он рыбачит, я обязательно, хотя бы незаметно, посмотрю, как это может сделать человек
без руки. Это же прямо невозможно!
Обо всём этом я мечтаю, гуляя со своим другом, соседом-одногодком Пашкой. Наконец не выдерживаю:
- Всё, пока, Пашка, я домой. У нас сейчас "Вот это рыбак!". Он обещал взять меня на подлёдный лов.
- А мне можно с вами? - Друг умоляюще смотрит на меня.
- Не знаю, возьмут ли взрослые меня, - важно отвечаю я. - И потом: твой отец не рыбак, у него нет ни мормышки, ни блесны. С чем
пойдёшь?
Пока Пашка соображает, что ответить, я отбегаю от него на несколько шагов, но затем резко останавливаюсь. Жалко мне его, он же мне
друг. И ни чуточки не виноват, что его отец не рыбачит.
- Ладно, Пашка, - обещаю я другу, - завтра всё тебе расскажу! И рыбой угощу!
Убегаю домой - проситься на зимнюю рыбалку.
На мотыля
Я появляюсь дома как раз в тот момент, когда отец наливает приятелю в гранёную чарочку самогон, сколько
тот просит, - "десять капель". Не понимаю, почему он каждый раз так говорит: разве полная, до краёв, стограммовая посудинка вмещает
в себя всего десять капель этой вонючей жидкости? Я умею считать до ста. И вот что я думаю: если досчитать до ста и умножить на
десять, тогда это будет походить на правду. Ладно, пускай согревают свои внутренности "десятью каплями", мне всё равно. Поправлять
взрослых я не стану, иначе они обидятся и не возьмут меня на рыбалку.
- Здрасьте, дядя Алексей. В прошлом году вы обещали, когда мне исполнится пять лет, взять с собой на зимний лов. Мне на прошлой
неделе уже исполнилось. Возьмёте? - на одном дыхании выпаливаю я с порога.
Рыбак поставил на стол полную чарку и принялся внимательно меня разглядывать. Он что - впервые меня видит? Я заметил: дядя Алексей
всё делает медленно, не спеша. Даже разговаривает медленно, а мог бы побыстрее. Мне, конечно, не жалко, пусть разглядывает, лишь бы
сдержал слово.
- Обещал, значит, возьму. Каким же ты стал взрослым, Сеня! Подойди поближе, у меня для тебя гостинец есть.
Он запустил руку в карман тёплых ватных штанов. Сейчас достанет мятную конфету. В прошлом году я взял, а в этом - не возьму, потому
что я уже большой. Взрослые же конфет не едят, а покупают их детям.
Конфета оказалась не мятной, а "Коровкой". Обожаю эти светло-коричневые конфеты с мягкой начинкой внутри, могу слопать их хоть
килограмм.
- Спасибо, дядя Алексей. Теперь мне можно готовиться к рыбалке? - спрашиваю, жуя любимую "Коровку".
- Можно. Вот с наживкой пока вопрос не решён.
Я вижу, что он немного удивлён, но, на моё счастье, взялся за дело всерьёз.
- Попроси у мамы белого хлеба и разомни, чтобы стал похожим на пластилин.
Он что, пошутил? Это на летней рыбалке, если закончились черви, разминают в ладонях хлеб. На него клюёт плотва. Зимой ловят на
маленьких красненьких червячков. Как же они называются… Вспомнил: мотыли! Сейчас я покажу, что тоже разбираюсь, на какую наживку
ловят рыбу зимой!
- Зимой никто на хлеб не ловит. Щуку и окуня ловят на блесну, а плотву и окуня - на мотыля.
- Да-а? Что ты говоришь! А где же мы возьмём этого самого мотыля? В мёрзлой земле? - допытывается бывалый рыбак.
Ему бы только шуточки отпускать. Я-то знаю где. В прошлом году мы шли с отцом по замёрзшему пруду и я видел, как рыбаки добывали
мотыля. Ледорубами прорубили большущую полынью, очистили её от кусков льда. Вёдрами, привязанными к длинным шестам, зачерпывали со
дна реки грязь, относили её метров за десять от проруби и вываливали на лёд. Потом зачерпывали чистую воду и поливали ею эту чёрную
жижу. На поверхности воды появлялись эти самые червячки - мотыли. И было их видимо-невидимо. Мужики их собирали в спичечные коробки
и прятали по карманам. Это чтобы мотылям было тепло. А которые оставались на поверхности, тут же, бедненькие, на морозе и замерзали,
превращались в малюсенькие красные льдинки.
Рассказываю эту историю дяде Алексею. Он тем временем кушает суп, посматривает на меня да посмеивается.
- Ты, как погляжу, уже всё знаешь про мотыля. Тогда, рыбак, собирайся. Ищи тёплые штаны, да не забудь о валенках.
Я побежал готовиться к рыбалке, но услышал, как дядя Алексей тихонько спросил у отца.
- Шура, твоё последнее слово. Берём?
Оказывается, дядя Алексей здесь не главный. Что же ответит ему отец?
- Куда деваться? Раз уж пообещал… Ладно, пускай собирается.
От радости я вновь заглянул на кухню. Отец посмотрел на меня и улыбнулся. Хоть отец и уступает дяде Алексею в ловле рыбы, в нашей
семье он - голова. Он только что сказал своё твёрдое последнее слово.
Из горницы в кухню входит мама.
- Мать, ты чем там занята? - с подходом интересуется отец.
- Чем я занята? Вышивкой. Рушники да наволочки на подушки вышиваю. А что такое? Вам ещё подлить?
- Спасибо, Галя, супа мы уже наелись. Собирай-ка лучше сыночка на рыбалку. Только одень потеплей. Сегодня мороза-то не больно,
да на рыбалке и в десять градусов - как на Северном полюсе.
- Ещё чего! - противится мама. - Не нужна ему никакая рыбалка! Зима не лето, чтобы малых детей студить. И сколько он там с вами
высидит при таком-то морозе?
Я часто-часто моргаю ресницами, изо всех сил сдерживая слёзы. Как же так? Рыбак - не против, отец тоже сказал твёрдое слово, а мама
может всё испортить? Значит, возьмут меня на рыбалку или нет, решает мама.
Мама посмотрела на меня и улыбнулась.
- Ну хорошо, сейчас соберу. Пускай идёт, но ненадолго. Вы там присматривайте за ним, а то примёрзнет ко льду, как краснопёрка, -
наставляет она мужиков. - Сеня, обещай, что не станешь сидеть на холодном льду сиднем. Бегай, прыгай, хлопай себя ладошками.
Насмешила! Возле лунки нельзя шуметь, нужно вести себя тихо, иначе всю рыбу подо льдом распугаешь. Но я соглашаюсь со всеми мамиными
доводами, и она начинает меня одевать.
На блесну
Ожидая отца с приятелем, я смело вдыхаю чистый морозный воздух, радуюсь яркому солнышку. С огорода хорошо
виден наш огромный замёрзший пруд. Он вытянут с юга на север и напоминает мамину тарелку-селёдочницу. Я так думаю, наш Большой пруд
будет красивее моря. Там что? Когда смотришь с берега вдаль, видишь одну воду. Ну и где там красота? А вот мне за прудом, справа,
виден Трощанский лес. Сейчас он голый, без снега, но завтра-то снег выпадет. Лес станет белым и сказочным. А ещё на той стороне
пруда, прямо перед собой, я вижу длинную деревенскую улицу; она тянется к самому лесу. Поворачиваю голову влево, а в самом конце
пруда - старая-престарая каменная мельница. Гладь льда заканчивается там запрудой и мостом. Летом мы с отцом проезжали по мосту на
лошадях и за запрудой я видел водопад. Вот это красота! А в море водопадов нет…
- Так ты идёшь или передумал? - слышу голос отца.
Они с дядей Алексеем тихо проходят мимо.
- Я с вами иду, на рыбалку! - без промедления отвечаю я и протягиваю отцу руку.
У рыбака-соседа за спиной висит большой деревянный сундук. В нём лежат настоящие рыбацкие снасти (в прошлом году я подсмотрел:
там есть даже маленький складной стульчик). В руке зажат тяжёлый ледоруб. Отец тоже несёт в одной руке ледоруб. Деревянный
стульчик он несёт в другой руке, а за спиной у него висит армейский вещмешок. А где же стульчик для меня? Как же так: они будут
рыбачить сидя, а я?
- Пап, а как же я буду ловить рыбу без стульчика? У нас их только два?
- Порыбачишь на блесну, - успокаивает отец. - Сидя на неё никто не ловит, сам должен знать.
Да, вспомнил. Прошлой зимой мы шли по зимнему пруду и, когда оказались среди рыбаков, я спросил: почему одни из них сидят, а
другие - стоят. И отец мне всё объяснил.
Тогда мы остановились возле рыбака по прозвищу Вобла. Наверное, он всю свою рыбу сушит, поэтому так и прозывается. Вобла тогда сидел
на стульчике и ловил на мормышку. В руке он держал совсем маленькую удочку, на конец которой надет кусочек резинки - ниппель от
велосипедного колеса.
Как сейчас вижу: через ниппель пропущена тонюсенькая леска, которая уходит в лунку. Удочку Вобла держит в правой руке. И не просто
держит - трясёт ею, медленно подтягивая вверх, к себе. Вот кончик резинки дёрнулся и резко пошёл вниз. Рыба клюнула и была тут же
вытащена из лунки. Крупная плотва-краснопёрка шлёпнулась на прозрачный лёд прямо у моих ног! От радости я кричу. Некоторое время
рыба подпрыгивает на льду, затем, выдохшись, успокаивается и затихает. Рядом лежит уже с десяток её сородичей, примёрзших ко льду.
Рыбак Вобла о чём-то спрашивает отца. Я делаю вид, что не слушаю взрослых, - трогаю пальцем уснувшую краснопёрку.
- Нравится улов? - обращается ко мне Вобла.
Я киваю и смотрю, как он зажимает леску между двух пальцев, очищает её от наледи, а затем насаживает на маленький крючок мормышки
крошечного мотыля. Алюминиевой ложкой очистив лунку от замёрзшей ледяной кашицы, медленно погружает мормышку под воду.
- Посмотрел? Пошли дальше.
Отец подвёл меня к стоявшему метрах в десяти от Воблы другому знатоку подлёдного лова, которого я вижу впервые. Тот стоял у своей
лунки, дёргал небольшую удочку снизу вверх, а затем не спеша отпускал. Дёрнул вверх - отпустил, снова дёрнул - отпустил. Это была
уже не мормышка, а блесна. Когда мы подошли, рыбак вынул из рукавицы правую руку и протянул отцу, перехватив удочку левой.
- Володя, небось, баба Лизавета уже запаслась подсолнечным маслом для улова-то? - спросил отец.
- Если бы! Приболела, всё больше на кровати лежит. Так что, дядь Саш, самому придётся за маслом в магазин топать. А то - уху
сварганю!
Пока отец ведёт разговор, я внимательно слежу за удочкой, на конце которой торчит чёрный ниппель. С него, уходя в лунку, свисает
обычная леска, только потолще той, что я видел на мормышке рыбака Воблы. Племянник отца и мой дальний дядька за разговором разочек
вытягивает из лунки блесну - маленькую серебряную рыбку с крючком. Просто так, чтобы убедиться, что блесна (наживка) на месте. Её
должна была проглотить в воде либо какая-нибудь щука, либо прожорливый окунь. Но как эти рыбы-хищники могут проглотить блесну, если
рыбаки так быстро дёргают вверх свои удилишки? И щука, и окунь, по моему разумению, просто не поспевают за ней! Я бы, например,
по-другому ловил: опустил блесну до самого дна и наблюдал за ней. Наклонится ниппель резко вниз, как у Воблы, тут и тяни скорее
блесну, - рыба будет на крючке!
- Ну, пригляделся, как ловят на блесну? - ласково спрашивает отец.
Мне неохота уходить.
- А где же ваша рыба? - спрашиваю я дядю Володю. - Вы что, обратно в воду её отпускаете?
- Да нет, пока ещё ни одной не поймал. А как словлю, будет лежать у моих ног как миленькая! Будь спокоен, наловлю в честь вас
сегодня рыбы. Уважу. Будет вам уха, а коль добуду масла, то и жарёха.
Они с отцом смеются. А мне почему-то нисколечко не смешно: рыба-то у нашего родственника совсем не ловилась. Мне показалось, что
он попросту не умеет ловить на блесну. И все его обещания только шутка, вот и смеётся.
Но сейчас мы с отцом сами будем ловить окуней да щук. Он - на мормышку, я - на блесну. И я знаю как! Благо, на пруду есть настоящие
рыбаки!..
Первая лунка
Как только заканчивается наш огород, мы сразу же оказываемся на льду пруда. Хорошо-то как! В нашем селе
за рыбой не надо далеко ходить - нужно только её поймать. Сделал лунку и рыбачь себе хоть целый день! Замёрз - сбегал домой,
погрелся и снова рыбачь. У нас так многие делают. Лишь бы погода не испортилась. Мне кажется, сегодня немного холодновато.
Вообще-то, летняя рыбалка, может, и получше зимней. Бегаешь голышом возле отца да рыбу собираешь. А тут укутали меня с головы до
ног, не повернуться. Не пойму: жарко или холодно? Ладно, потерплю, ведь я на зимней рыбалке. Здесь все терпят.
Народу-то собралось! Сидят, как фишки настольной игры, натыканные в лёд. Рыбачат. Сразу видно, клюёт сегодня рыба. Веди меня, папа.
Подойдём, я всех твоих знакомых мужиков и родню обойду. Посмотрю, кто чем похвалится. Ой, что-то лёд больно прогибается. И никак
трещит. А вдруг и меня не выдержит? Погоди, а почему это мы направились прямо к рыбакам, а не за мотылём?
- Дядя Алексей, вы, наверно, про мотыля забыли. Нам надо вон туда за ним идти. - Я показываю рукой туда, где в отдалении виднеется
на льду большое тёмное пятно - полынья.
- Не беспокойся, рыбачок, я его заранее намыл - два коробка: один для себя, второй для вас с отцом. Хотя тебе мотыль и не нужен,
ты же собираешься на блесну ловить. - И словно командир в армии, отдаёт отцу команду: - Шура, отходи от меня в сторонку, метра на
три. А ты, Сеня, шёл бы сейчас вперёд.
Отец отходит. А я иду впереди взрослых по чистому и очень прозрачному льду. В прошлом году мне даже удалось разглядеть в нём
проплывающую рыбу. Подо мной лёд не прогибается и не издаёт этого жуткого пугающего треска. Конечно, немножко боязно и мне, но,
глядя на невозмутимых взрослых, я даю себе слово не думать ни о чём плохом.
Подошли к рыбакам, сидящим метрах в пяти друг от друга, по большому вытянутому кругу. Дядя Алексей остановился.
- Вы пока тут постойте, а я займусь лунками, - велел он нам и отошёл в сторону.
Отец занялся мною: опустил с лица шарф, но тут же затянул его под торчащим вверх воротником.
- Холодновато! Дыши через нос. Много не разговаривай, побереги лёгкие. Уразумел?
- Уразумел, не маленький.
- Раз так, давай-ка займёмся и твоей удочкой, - сказал отец и достал удочку из вещмешка.
Я смотрел, как он удлиняет леску, аккуратно снимая её с двух гвоздочков, вбитых в небольшую круглую деревяшку в верхней и нижней
частях. Оловянная блесна-рыбка подпрыгивала на ней, прося поскорее опустить её в водную стихию.
- Этой глубины достаточно, - вслух рассуждает отец. - Правда, тут поглубже будет, боюсь, с длинной леской ты можешь не справиться:
запутаешься.
- Справлюсь, пап. Если тут глубоко, то и делай, как надо, - говорю я, глядя на него снизу вверх.
По моей рыбацкой теории, блесна должна лежать на дне, выжидая, пока хищный окунь сам её не проглотит и не потащит в сторону.
- А вдруг не справишься? Рост у тебя маленький, а глубина ого-го! Понимать надо, рыбак!
- Понял уже.
- Ну, тогда вот, держи! - Отец сунул мне в руку удилище. - Давай, подними-ка над головой…
Я поднял удочку с леской. Моя железная рыбка-наживка лежала на льду. Отец укоротил леску, намотав её на гвоздочки, и снова попросил
поднять удилище. На этот раз блесна не коснулась льда. Мы остались довольны.
- Ну, ловись рыбка, большая и маленькая! - напутствует отец.
- Шура, веди малого ко мне! Одна лунка готова! - позвал дядя Алексей.
Отец подвёл меня к небольшой круглой проруби, уже очищенной ото льда.
- Ну, рыбачок, опускай свою блесну. Да держи удилище покрепче, не то щука самого утащит вместе с удочкой, - смеясь говорит дядя
Алексей.
Очень медленно на всю длину лески опускаю свою рыбку в ледяное отверстие, где темнеет вода. Вдруг так сильно застучало сердце,
словно хотело выскочить из груди.
Дядя Алексей, сделав для меня доброе дело, спокойно закуривает. Он совсем недавно бросил один окурок на лёд и вновь принялся дымить.
Курилка!.. А ещё, видать, он любит отпускать шуточки, от которых мне вовсе не весело. Ему же хорошо известно, что никакая щука не
может утащить меня в лунку: отверстие ведь маленькое, а я - большой, да в одежде, и мне никак не пролезть. Даже голый не пролез бы.
А, пускай дымит и шутит, мне не жалко.
- Считать до пяти умеешь? - снова обращается ко мне дядя Алексей.
- Умею, хоть до ста. Сосчитать?
- До ста не надо. Сосчитай до пяти и тяни блесну вверх - подсекай её, хитрющую. Никуда не денется, теперь-то уж точно попадётся к
тебе на крючок.
- Один, два, три… - начинаю считать.
- Считай мысленно, вслух не надо, - подсказывает отец.
"Четыре, пять", - считаю про себя и тяну удочку вверх до тех пор, пока блесна не показывается на поверхности. Мне кажется, я уже
вижу, как вместе с блесной, хватая ртом морозный воздух, из лунки высовывается здоровенный окунь.
- Перебор. Давай ещё разок, - говорит дядя Алексей и выпускает дым в мою сторону.
Фу. Ну и вонючий же этот дым. Никогда не буду курить. Зачем взрослые его глотают, а потом выпускают? Поскорей бы папа с приятелем
ушли подальше от лунки.
Не прошло и трёх минут, а у меня уже неплохо получалось. Опустив удилище, я мысленно считал до пяти, а затем дёргал его вверх.
- Порядок, Шура. Идём, поищем и для себя клёвое местечко, - позвал отца дядя Алексей.
- Сынок, ты как, справишься сам? Мы с дядей Лёшей будем рыбачить неподалёку. В случае чего, приходи к нам, только не клади удочку
на лёд, возле лунки - окунь утащит.
- Не утащит.
- А если утащит? Плакать не будешь?
И почему я должен плакать? Я пришёл сюда, между прочим, не плакать, а рыбу ловить. На блесну…
На мормышку
Рыбачу один. Опускаю леску вниз, иногда повторяя про себя, как в той сказке: "Ловись рыбка, большая
и маленькая", затем тяну короткую удочку вверх. Десять раз опускаю и столько же поднимаю, на одиннадцатый вытаскиваю блесну-наживку
из лунки - посмотреть, не пленился ли её обманчивым блеском, не проглотил ли прожорливый хитрющий окунь. Только я всё равно хитрее,
потому что я - человек, а он всего лишь окунь - рыба. И не он меня ловит, а я - его.
Однако окунь почему-то не хочет заглатывать мою оловянную рыбку. Может, соображает своим рыбьим умом, что наживка не настоящая и
такая добыча для него - конец? Подплывёт, понюхает - едой не пахнет, да и уплывает по своим делам. А я тут стой и мёрзни! Схожу-ка
я к отцу, посмотрю, много ли там наловили на мормышку. К следующей зиме и я, подрасту ещё малость, как взрослые мормышить начну.
А рыбаки всё прибывают и прибывают. Скоро их будет больше, чем самой рыбы.
Вынимаю из лунки блесну и, приподняв удочку высоко над головой, иду к отцу. Останавливаюсь возле незнакомого рыбака, разглядываю
улов, успевший примёрзнуть ко льду. Несколько окуней с мою ладошку и несколько покрупней. Пять краснопёрок, средненьких. Ничего,
молодец рыбак! Вот бы он поймал прямо сейчас, при мне! Хоть одним глазом взглянуть, как он станет тянуть рыбу из лунки. Рыбак на
меня - ноль внимания. Понимаю: некогда ему смотреть по сторонам. Ладно, пойду дальше.
У второго рыбака примёрзшей ко льду рыбы раза в два больше. У третьего - вот это да! - окуней и краснопёрок с полведра. Интересно,
как он будет их ото льда отдирать? Рыба тут давно к нему примёрзла, и сам дядька тоже весь посинел и врос в лёд со своим стульчиком.
Даже очки на его носу, казалось, были сделаны изо льда. Ему бы, бедному, принять десять капель для сугреву, как любит говорить дядя
Алексей.
Вот и они, легки на помине. Ух ты! У отца-то!.. Пять… нет - шесть штук! А у соседа… считай скорее - аж двенадцать! Рыбак он и есть
рыбак. Мне бы научиться так ловко удить! Для начала хотя бы как отец, а уж потом как настоящие рыбаки!..
- Сеня, ты здесь? А где твоя добыча? - завидев меня, спросил дядя Алексей.
- Пока ещё в воде, а как поймаю, так ляжет у моих ног как миленькая! - отвечаю я словами дальнего родственника.
- Складно трезвонишь, хлопец. Лучше скажи честно - не замёрз там один?
- Не-а, нисколечко. Только я, дядя Лёша, наверно, невезучий. Ни одной рыбы не поймал. Или на блесну сегодня совсем не ловится.
- Это почему так решил? Мы же только пришли. Ещё поймаешь! Ведь на рыбалке что главное?
- Уметь поймать рыбу, что же ещё?
- Нет, не умение, хотя и без него нельзя. Самое главное в рыбалке - это, брат, выдержка. - И поучительно продолжает: - Рыбак ведёт
с рыбой поединок: кто кого пересидит и переглядит - только рыбак сверху, а рыбка снизу. Понятно?.. Видишь, сколько я высидел и
выглядел окуньков да плотвичек?
- Вижу, двенадцать.
- Вот то-то!.. Ага!.. Погоди, погоди... Смотри скорей - поклёвка!
Ниппель на мормышке подёргивался. Вначале подёргивание было еле заметным - дядя Алексей даже замедлил движение лески вверх, к лунке,
а затем и вовсе остановил его.
Я тоже смотрю заворожённо. Вскоре подёргивание стало заметнее, и вдруг чёрный хоботок резко - и несколько раз кряду - наклонился
вниз, к лунке. Рыбак, видимо, ожидал от хитрющей рыбы именно этого: тут же сделал удилищем подсечку - дёрнул леску кверху, а затем
мгновенно остановил. Ниппель, больше не шелохнувшись, опустил свой хоботок. Я был уверен: рыба попалась - заглотнула мотыля вместе
с мормышкой.
Дядя Алексей начал плавно подтягивать рыбу к поверхности. И вот в лунке показалась её большущая голова. Я переживал: вдруг она не
пролезет сквозь такое маленькое отверстие? Но уже в следующее мгновение рыбина плюхнулась на лёд и стала подпрыгивать. Это была
крупная краснопёрка, и это был её последний танец.
- Видал? Плотва не окунь, тот с ходу заглатывает мотыля с мормышкой. - Лицо дяди Алексея светится: ведь он перехитрил свою добычу. -
Такая, как эта, осторожничает, остановится у наживки и думает: скушать - не скушать? Потом: ладно, дескать, попробую отщипнуть
кусочек, вдруг да понравится. И осторожненько так, по ломтику, принимается завтракать. И вот тут, рыбачок, не спеши, включай всю
свою выдержку. Сделал лишнее движение - отодвинул от рыбьего рта мотыля - плотвы и нет! Так что сначала дай рыбке подумать,
раз-другой отщипнуть, попробовать новый кусочек.
- Вашей плотве понравился мотыль, и она решила им позавтракать, - со знанием дела говорю я.
- И вот она, как ты говоришь, уже у наших ног! - заключает дядя Алексей.
И я понимаю, что в рыбалке важна не только выдержка, но и умение порадоваться своей рыбацкой удаче.
- Это не я, а дядя Володя, наш родственник, так говорил прошлой зимой, - признаюсь я и тяжело вздыхаю. - Я сегодня просто невезучий.
На блесну не клюют ни щука, ни окунь, а рыбачить на мормышку, вы сами говорили, я ещё не дорос.
- Кто тебе сказал, что на блесну рыба не ловится? На блесну ловить даже проще: опускаешь удочку вниз, выжидаешь и тянешь вверх.
На мормышку - маленько посложнее. Тут всегда настороже пальцы рук, вот эти. - Он показал мне два пальца правой руки - большой и
указательный. - На указательном лежит удочка, так? А большим, вот гляди, - я её прижимаю. И когда хитрая плотвичка, даже самая
маленькая, касается губами мотыля, я уже чувствую её этими двумя пальцами. Дальше включается выдержка: у тебя своя, а у рыбы своя.
И тут уж, как говорится, кто кого объегорит.
Главный секрет рыбака
- Знаешь однорукого дядю Силенкова? - спрашивает дядя Алексей.
- Знаю, конечно, кто же его не знает! В нашем селе он - первый рыбак, а вы - второй.
В моей руке удочка с блесной. Здесь, на зимнем пруду, среди рыбаков я самый маленький.
- И ты, когда вырастешь, можешь быть первым.
Он что, смеётся?! Но мне всё равно не обидно. Я его понимаю: возле его лунки уже полно рыбы, и он согласен быть хотя бы вторым.
- Ты давай вот что… Ступай во-он к тем рыбакам, - перехватив удочку левой рукой, он вытянул правую вперёд, в сторону группы
рыболовов. - Видишь, там все рыбаки сидят, а один - стоит?
- Вижу.
- Вот он и есть однорукий Силенков. Ловит на блесну. Подойди, посмотри, как у него дела идут. Потом придёшь и расскажешь. Удочку
только оставь…
Делаю с десяток шагов и слышу голос отца:
- Сеня, ты это куда?
- Я его к Силенкову отправил, - опережает меня дядя Алексей. - Пускай посмотрит, какая у него сегодня удача. - Видя, что отец не
возражает, подталкивает: - Иди, иди, не то главное событие упустишь! - И ободряюще подмигивает напоследок.
Надо поспешить. Но по скользкому льду я иду медленно, стараясь не упасть. На огромном, как море, пруду собралось столько рыбаков,
что хоть до ста досчитай, всё равно их больше. А и то: чего ради по хатам сидеть? Дела все переделаны, снег ещё не выпал, чтобы его
чистить. Играть в хоккей взрослых не заставишь - гоняют шайбу только те, кто ходит в школу. А вот выйти на первый твёрдый лёд
порыбачить - кто откажется?!
Рыбаки с нашей улицы садятся поближе к берегу, и только с этой стороны. Мужики с противоположной, что через пруд, рассаживаются у
своего. Посередине пруда - никого. Там русло реки Тетерев, и оно долго не замерзает; только ближе к Новому году можно решиться на
переход от одного берега к другому.
Нет на свете ничего загадочнее и краше нашего Большого пруда! Он сейчас и без снега красив! И загадочен…
Издалека узнаю однорукого рыбака. Один рукав его, с левой стороны, заправлен в карман тулупа - руки в нём нет. На голове - кроличья
шапка, одно ухо торчит вверх, другое вниз. Рыбак стоит ко мне спиной, и я незаметно подхожу. Шага за три до моего приближения, будто
нарочно, напоказ, он вытаскивает на лёд красивого пёстрого окуня. Величиной с ладонь, тот даже в воздухе кажется шершавым благодаря
мелким жёстким чешуйкам.
Первый на селе рыбак повернулся боком и заметил меня.
- Господи Иисусе! Кто же ты будешь? Одет, как колобок, а по виду - рыбак. Ты, случаем, не потерялся ли тут? - спрашивает шутливо.
- И ничего я не потерялся. А я вас знаю: вы - однорукий Силенков. Вы ловите на блесну, и я на блесну ловлю. Только у меня не
ловится, даже не клюёт. Я пришёл, чтобы посмотреть на вас. И сколько вы рыбы наловили. Вы же самый-самый первый! А послал меня к вам
дядя Лёша. Вон он!.. Он дружит с моим отцом. Он после вас второй рыбак в нашем селе. Вы сами, наверно, знаете… Можно я потрогаю вашу
рыбу?
Эту речь я выпускаю из себя, словно ленту из пулемёта. Слова закончились, и я начинаю разглядывать целую кучу рыбы - окуней да
щучек - вокруг лунки рыбака-чемпиона. Последний окунь, пойманный при мне, всё ещё подпрыгивает на льду. Не хочет остановиться,
словно знает, что тут же замёрзнет. Во все глаза смотрю на этого зубастого красавца и протягиваю к нему палец. Вот бы и мне такого
поймать! И потом показать Пашке, чтобы у него от зависти слюнки потекли. Это мне надо не из вредности, а для того, чтобы он признал
во мне настоящего рыбака.
Тем временем лучший на селе рыбак отвечает наконец на мою тираду:
- Большое спасибо за похвалу! Теперь буду знать, кто я есть на селе! Значит, я - первый? А второй, стало быть, кто тебя ко мне
послал. Вроде как удостовериться. Понятно. А ты, не исключаю, метишь быть после нас третьим?
Я его почти не слушаю. Продолжаю глазеть на рыбу: и на ту, что в куче, уже примёрзшую ко льду, и на ту, что прыгает как на
сковородке - только ледяной. Неужто столь много рыбы наловлено на блесну? Да тут же, если всё подобрать, улова на полное
десятилитровое ведро! Но почему у него, этого однорукого дяди Силенкова, рыба клюёт и заглатывает точно такую же, как у меня,
рыбку-наживку, а мою стороной обходит?
- Дядя, а вы мне можете ответить: почему у вас на блесну рыба клюёт, а у меня - нет?
- Скажи для начала, как хоть зовут тебя.
- Семён. Но пока я маленький, все меня зовут Сеней.
- Значит, ты - Семён, а твой отец, стало быть, Александр. Так?
- Кто зовёт его Сашей, кто Шурой, а кто - Александром, повежливей. А теперь вы мне ответите, почему у вас ловится, а у меня нет?
Из-за возраста?
Я не отрываясь смотрю на рыбака снизу вверх.
- А ты забавный малый. Что до ответа, то он будет таков: у того всегда клюёт - хоть зимой, хоть летом, да в любую погоду, - кто
наработал своё умение. Тут дело не в возрасте: хочешь меня догнать - учись.
Такой ответ мне совсем не понравился. Я-то рассчитывал, что самый опытный рыбак поделится со мной хотя бы одним своим секретом.
Растерянное выражение моего лица развеселило дядю Силенкова. Он подобрел.
- Не любите вы, когда вас учиться заставляют. - Рыбак вынул из лунки удилище с блесной.
- Это точно! - соглашаюсь я и вздыхаю.
Он смеётся.
- Ну что с тобой поделаешь. Ладно, выдам тебе, рыбак Семён, свой особенный секрет. Смотри на мою руку. Видишь, я ловлю без рукавицы?
- Вижу.
- Вот. Я сжимаю удочку двумя пальцами: большим и указательным. Верно?
- Верно. Так и надо!
- Вот. Они очень чувствительны. И через удочку, леску и блесну я чувствую рыбу лучше других. Когда рыба только трогает блесну или
мотыля на мормышке, я не вытаскиваю её до тех пор, пока не заглотит наживку. Одна рука рыбачит за двоих. Теперь понимаешь?
- А-а! Теперь-то понятно. Только мне нужен секрет для двух рук. - Я поднимаю обе свои руки и показываю ему.
- Вот-вот!.. Ну, коли всё понял, так и молодец! Будешь рыбаком. Может, и третьим пока, да дело не в очереди. Я останусь первым, дядя
Алексей - вторым, ты, как вырастешь, может, третьим. А перегонишь, так, стало быть, и пригодилась чья-нибудь наука. А моя,
однорукая, дай-то бог чтобы никогда не понадобилась. Согласен?
- Согласен, - отвечаю я первому рыбаку и широко улыбаюсь.
А рыбак вдруг и вовсе громко хохочет.
- Ну, по руке!
- По рукам! - говорю я и кладу в его ладонь две своих ладошки в рукавицах.
Рыбаки, недоумевая, оборачиваются на смех: серьёзный рыбак, Силенков, а допускает такую оплошность - пугает подо льдом непойманную
добычу.
Силенков наклоняется и одной рукой прижимает меня к себе. А потом ласково так говорит.
- Подержи-ка удочку, рыбак. А я пока очищу лунку от наледи. Тут, брат, если уж начал ловить - так не зевай!
Это будет мне вторым уроком! - думаю я и внимательно изучаю его короткое деревянное удилище. Оно ничем не отличается от моего.
Разве только тем, что старое. Древко почернело от времени и издаёт въедливый, резкий рыбный запах.
- Вот и ладно… Спасибо, рыбак Семён. Давай удочку!.. Нет, погоди-ка!.. Попридержи ещё чуток… Хочу сделать тебе подарок.
Силенков нагнулся к окуню, сделавшему последнее в жизни сальто, сгрёб его единственной рукой.
- Бери! Хорош?
- Хорош!
- Ну вот!..
Сняв с меня рукавицу, он сунул в неё окуня и снова взял в руку удочку.
- Ну, бывай, будущий первый рыбак!
Быстрым шагом, с добычей, гордо направляюсь я к дяде Алексею за своей удочкой. Вкратце рассказываю ему о большом улове однорукого
Силенкова. Не до разговоров мне сейчас!
Рыбачил я остаток того короткого дня, как мне и советовали, терпеливо. Только рыба всё равно не клевала. Пробовал снимать рукавицу,
чтобы пальцы чувствовали прикосновение окуня к блесне, но рука быстро мёрзла. Я уже почти перестал надеяться на удачу, когда хитрый
окунь совсем неожиданно для меня схватил железную рыбку-наживку и потащил её в сторону, вглубь. Я даже чуть испугался. Ещё бы!
Окунь - а я был уверен, что это он, - чуть не вырвал из рук удилище. Ох и ухватился же я за него обеими руками! И как потяну рыбу
вверх! К небу! Окунь выскочил из лунки и трепыхаясь завис на леске в воздухе.
- Поймал! Поймал! - кричал я с поднятым над головой удилищем.
С первым в своей жизни уловом бежал я к отцу и его приятелю дяде Алексею.
- Смотрите, окунь! - останавливался возле каждого рыбака, показывая пойманную рыбу.
- Что тут сказать - молодец! - говорили они улыбаясь.
- Какой у меня большой окунь! Только посмотрите!
- Ого! И впрямь немаленький. А ты чей такой будешь? И как тебя звать-величать?
- Я же ваш, сельский! Сеня, по отчеству - Александрыч. Во-он мой папа.
- Молодец, Сеня! Вырастешь, точно первым среди нас будешь!
- Чего мне ждать? Я и сейчас уже рыбак! Правда, третий пока…
И по мере того как я приближался к отцу, мужики поворачивались ко мне, улыбались и я слышал за спиной их негромкий смех и добрые
слова.
[в пампасы]
|